Иллюстрация к стихотворению Николая Заболоцкого, (1903-1958)
 

ЛОДЕЙНИКОВ

Как бомба в небе разрывается
и сотрясает атмосферу —
так в человеке начинается
тоска, нарушив жизни меру.
Вокруг Лодейникова расположены
места глухой природы —
бегут животные, стреножены,
благоухают огороды.
А сам Лодейников на возвышении
сидит, поднявши руки,
и говорит: «В душе моей сражение
природы, зренья и науки.
Вокруг меня кричат собаки,
цветет в саду огромный мак, —
я различаю только знаки
домов, растений и собак.
Я тщетно вспоминаю детство,
которое судило мне в наследство
не мир живой, на тысячу ладов
поющий, прыгающий, думающий, ясный, —
но мир, испорченный сознанием отцов,
искусственный, немой и безобразный,
и продолжающий день ото дня стареть...
О, если бы хоть раз на землю посмотреть
и разорвать глаза и вырвать жилы!»
Так говорил Лодейников, и старожилы
глухих лесов — жуки — сошлись по одному
и, пальцы щекоча, ласкалися к нему.
Лодейников, закрыв лицо руками,
тихонько плакал. Вечер наступал.
Внизу, постукивая тонкими звонками,
шел скот домой и тихо лопотал
невнятные свои воспоминанья.
Травы холодное дыханье
струилось вдоль дороги. Жук летел.
Лодейников открыл лицо и поглядел
в траву. Трава пред ним предстала
стеной сосудов. И любой сосуд
светился жилками и плотью. Трепетала
вся эта плоть и вверх росла, и гуд
шел по земле. Прищелкивая по суставам,
пришлепывая, странно шевелясь,
огромный лес травы вытягивался вправо —
туда, где солнце падало, светясь.
И то был бой травы, растений молчаливый бой.
Одни, вытягиваясь жирною трубой
и распустив листы, других собою мяли,
и напряженные их сочлененья выделяли
густую слизь. Другие лезли в щель
между чужих листов. А третьи как в постель
ложились на соседа и тянули
его назад, чтоб выбился из сил...

И в этот миг жук в дудку задудил.
Лодейников очнулся. Над селеньем
всходил туманный рог луны,
и постепенно превращалось в пенье
шуршанье трав и тишины.
Природа пела. Лес, подняв лицо,
пел вместе с лугом. Речка чистым телом
звенела вся как звонкое кольцо.
На луге белом
трясли кузнечики сухими лапками,
жуки стояли черными охапками —
их голоса казалися сучками.
Блестя прозрачными очками,
по лугу шел прекрасный Соколов,
играя на задумчивой гитаре.
Цветы его касались сапогов
и наклонялись. Маленькие твари
с размаху шлепались ему на грудь
и, бешено подпрыгивая, падали,
но Соколов ступал по падали
и равномерно продолжал свой путь.

Лодейников очнулся. Светляки
вокруг него зажгли свои лампадки,
и он лежал в природе словно в кадке —
совсем один, рассудку вопреки.

1932